Потому что это колдовство…
Недавно мы смотрели фестиваль «Золотой Орфей» из Болгарии. Очень хотелось бы познакомиться через ваш журнал с Аллой Пугачёвой.

Группа читателей из Махачкалы, ДАССР.

Представляя певицу, наверное, следует начинать с оценки её голоса. Но рассказывая об Алле Пугачёвой, хочется сказать о том, что в ней поражает и покоряет одновременно — глаза... Они живут особенной, удивительной жизнью. Они постоянно меняют выражение, а иной раз, кажется, и цвет. Они уговаривают, судят, жалеют, любят, прощают, скорбят и смеются. Помните? «За одни глаза тебя б сожгли на площади, потому что это колдовство». Не случайно, я думаю, режиссёр, снимавший конкурс песни «Золотой Орфей-75», приковал операторов к глазам Пугачёвой во время исполнения ею димитровского «Арлекина». На экране — самым крупным планом — глаза. Глаза человека, затравленного смехом и насмешками, глаза Арлекина, жалкие и великие в своей ненависти к утробному хохоту, который певица мастерски воспроизводила...

«Всё кажется, что маску я сниму...» — и крылом чёрного платья Пугачёва прикрывает лицо; «... и этот мир изменится со мной...» — из-под рукава выглядывает краешек глаза в чисто детской надежде на чудо; «...но слёз моих не видно никому...» — отброшена завеса, и лицо сияет ослепительной, нестерпимой улыбкой; «...что ж, Арлекин я, видно, неплохой», — в глазах — скромная гордость труженика. И бесконечная усталость.

А в зале — тишина, особенный миг тишины, предшествующий взрыву. И Пугачёва разражается мелким хохотком, хохотом, и взрывается музыкой оркестр (превосходную аранжировку песни сделал П. Слободкин), и невидимый хор подхватывает рефрен про весёлого Арлекина, и огромный зал долго гремит аплодисментами. А мы смотрим в счастливые, ликующие глаза певицы; ей достался главный приз фестиваля — золотая статуэтка Орфея.

В биографии певицы это вторая победа. Первая была скромнее — третий приз пятого Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Но те, кто видел по телевидению заключительный концерт лауреатов этого конкурса, несомненно, заметили и запомнили Пугачёву. Она пела тогда две песни «Ермолова с Чистых прудов» Н. Богословского и «Приходи, поокаем» Е. Муромцева. Песни контрастные. Полный сдерживаемой боли рассказ о девчонке, мечтавшей стать актрисой и погибшей под горящим Ростовом, и рядом незатейливые лукавые куплеты, исполненные милым окающим говорком. Кто-то принял её, кто-то — нет, но все сходились в одном; на эстраде — актриса. И не лирическая, а скорее, характерная, смело пользующаяся чисто театральными приёмами, любящая яркие краски, резкие эмоциональные переходы, ритм и гротеск. В каждой песне она стремится к созданию сценического образа.

Во время одного из конкурсов мне довелось наблюдать как Пугачёва готовится к выходу на сцену. Полная отрешённость. Рядом кричат, суетятся, перетаскивают аппаратуру, курят. Вокруг неё же — словно магический круг тишины и сосредоточенности. И понимаешь вдруг, как это для неё важно — исполнить песню. Бывая на её концертах, убеждаешься, что одна и та же песня — постоянно знакомая незнакомка. Какой-то штрих, почти неуловимый — а новый. Ещё что-то найдено, и песня, не раз слышанная, приоткрылась новой гранью, вызвала новые мысли, иные чувства.

Т. Коршилова.